Договоренность – что контракт!
И по херу, из-за чего она на условия эти пошла!
А контракты соблюдать нужно!
Мог бы вообще ее задницей кверху опрокинуть и вдолбиться в сладкую заднюю дырочку! Под визги. Рот заткнуть чем-нибудь.
Я. В полном. Своем. Праве.
Только какого хера внутри отчего-то так противно делается, когда снова взгляд этот вспомню?
Режет. Прямо по грудине. Прямо таки внутри. Бляяяяядь.
Маленькая сладкая пигалица.
В кулаке сожми – и ни хрена от нее не останется. Даже перьев, и тех не будет.
А умудрилась каким-то хером мне под дых зарядить!
Выхожу, даже не вытираясь.
Рефлекторно захлопываю за собой новую , только что вставленную дверь в ванну так, что дрожит весь номер. А, может, даже и этаж.
С птичкой этой никаких, блядь, дверей и геликов не напасешься!
Кстати, не забыть нужно новую тачку выбрать.
Но что поделать, если мозги мне как в кипяток малышка опустила с самого начала?
Я как на американских горках с ней. То льдом замораживает, то снова на хрен кипятком ошпаривает и в этот кипяток прямо мозгами и опускает.
И член стоит так, что разрывает на хрен черепную коробку!
И снова.
Глазища свои выпучила.
К краю кровати, к стене уползти пытается, как только видит мой член. Прямо на него и смотрит.
Губки упругие распахнула.
Зашибись.
Обычно это возбуждает. Но не тогда же, блядь, когда мне на член смотрят так, как будто я им убивать ее собираюсь!
– Тряпки я сказал же снять, - останавливаюсь рядом. Буравлю глазами.
Играет?
Ни хрена.
Реально. Нижняя губа прямо дрожать начинает. И ни хрена не от возбуждения!
– Давай, Лина!
Тяжело опускаюсь на постель рядом.
Даже, блядь, свет выключаю. Чтобы смущалась поменьше.
– Сбрасывай эти ошметки. Мы как договаривались? Ты вообще без одежды. Двадцать четыре часа в сутки.
Ага.
Наказание мое и проклятие.
Я же свихнусь, ее все время обнаженную видеть. А и не видеть не могу.
Один рефлекс.
Сбросить с нее все лишнее. Сразу, как вижу. Обхватить руками, чтобы намертво. Впечататься так, чтобы каждый выступ, каждую шершавинку ее кожи на своей чувствовать. Все блядь, бугорки и впадинки!
И брать. Брать, блядь, судорожно. Неудержимо. Неистово.
Нажраться до искр из глаз и снова брать. Утолить зверский голод, а после бесконечно распробовать.
Каждый ее вкус.
До оргазма и после.
Запах ее чтоб в ноздри забился.
Брать, пока не отрублюсь. И все равно, даже тогда не отпускать!
– Не бойся.
Снова вздрагивает, когда обхватываю ее, раздевшуюся, дергая на себя за круглое, дерзко выступающее бедро. Американская горка. Самая что ни на есть.
Член упирается в сладкие упругие ягодицы.
И я стонать готов. В мозгах уже окончательно все дымиться.
– Не трону, сказал.
Уже рявкаю. Что за привычка дурная сжиматься в комок?
– Спи давай. Завтра отрабатывать будешь. По полной программе. Сейчас спи. И не всхлипывай там. Никто тебя, блядь, не убивает и не насилует.
Соблазн ходячий. Ведьма. Чертовка.
И вот что мне теперь делать?
Хрен отпущу.
Моя.
Моя, - понимаю, зарываясь лицом, как пацан дурной малолетний, в густые волосы.
Моя, с самого начала.
Как только увидел.
Никогда так не реагировал.
И тут – с одного взгляда. Понял, что весь ночник разнести готов, чтобы забрать себе. Присвоить. Вдолбить в себя.
А после того, как взял…
Неумелую. Не насытился даже. И наполовину не насытился. А все равно – моя. Не отдам уже. Не отпущу. Никуда на хрен от меня не вырвется!
Легонько бедро поглаживаю.
И внутри как-то теплом приятным что-то разливается.
Успокаивается птенчик. Сжиматься перестает. Расслабляется.
И что?
Мне что, реально, серенаду ей завтра спеть? С самого утра?
Самому смешно.
От серенад моих девчонка точно испугается!
Да так, что я ее потом буду из-под кровати вытаскивать! Как котенка перепуганного. Сожмется там в комочек. Одни глазища останутся. Потом еще заикаться начнет!
Но я придумаю способ.
Потому что птенчик еще не поняла. Из этой постели ей уже не уйти. Придется подобрать ключик к этим перепуганным глазищам! Только, мать его, какой? В жизни ключики не подбирал. Все дверцы для меня обычно сами призывно распахиваются!
Дыхание успокаивается.
Спит птичка.
Спит и чуть подрагивает во сне.
А я, как идиот, слушаю дыхание.
По волосам провожу и улыбка ненормальная сама собой по губам растекается.
Моя. Моя уже насовсем. Каждым перышком. Не отпущу. Не отдам. Не выпущу.
Только как мне сделать, чтобы и внутри моей стала?
Аж под ребрами что-то гудит.
Даже стояк ненормальный, уши раздирающий готов терпеть.
Ради того, чтобы и мне в ответ птичка улыбкой расцвела. И чтобы глазища ее по-другому, а не от страха распахивались. Чтобы слезы из них брызгали от оргазмов мощных, а не от того, что приходится в моей постели из-за брата-идиота быть. А я бы их выпивал. Из глаз бы прямо слизывал.
И все равно.
Не отдам. Не отпущу. Даже если и дальше шарахаться будет.
Нет у тебя обратной дороги, птенчик. Моя. И перышками своими перед другими даже не думай сиять и размахивать! Задушу ведь каждого! Одним щелчком шею переломаю. Чтоб слюнями на тебя не захлебывались!
47 Глава 47
* * *
Лина.
Не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Черт.
Не так все должно было выйти! Не так.
Разозлила этого громилу!
Но ничего с собой поделать не могу!
Поняла, что меня сейчас, после такого свидания, на котором я почти забыть успела о жуткой сделке, жестко повалит на кровать. Подомнет. И придется договор отрабатывать.
Разъярился. Разозлился. Да так, что меня саму его кипятком прямо ошпарило!
Снова громыхнул дверью в ванную. Он их все, похоже, расколотит. Вдребезги.
Ярость его просто страшная.
Как и глаза, которыми прожигает.
Не думала, что не тронет.
Когда из ванной вышел.
Распаленный. Разгоряченный весь. Хоть от кожи и прохладой веет, явно под ледяной водой стоял. А жаром и яростью, похотью дикой так и брызжет. Еще сильнее опаляет, чем сначала.
Черт.
Закусываю губы. До крови.
Сжимаюсь все под его огромной рукой, что по-хозяйски, по-собственнически меня к себе прижимает.
Стальной раскаленный член в меня сзади упирается. Так, что протаранит, кажется, сейчас сквозь кожу. Насквозь.
Правда не тронет?
Не могу поверить.
Врет, наверное. Чтобы я расслабилась.
Вся сжимаюсь. Вся дрожу под его раскаленным телом. Хоть и к спине прижимается, а будто снова его вес на себе чувствую.
И не так-то на самом деле и жутко то, что между нами произошло. Нет.
Его огромный орган не убил меня и даже не разорвал ничего, хоть низ живота до сих пор и тянет. Чуть болезненно. И как-то странно.
В том ужас, что вещь я для него. Предмет. Игрушка. Просто объект для сброса пара.
Я продалась.
И у нас вовсе не отношения, как мне на какой-то глупый миг показалось, пока гуляли.
Я просто вещь. Я не имею права голоса. Все, что внутри у меня, все мои желания – все это не имеет для него никакого значения.
Захочет – приласкает и на ужин сводит. Захочет, - дернет на волосы и заставит встать на колени. Ублажать ртом или раздвигать ноги. Вот и вся суть того, что происходит. Грязь. Грязь, в которую я сама себя втолкнула. Сама, добровольно , в рабство сексуальное отдалась.
Человеком, девушкой живой быть перестала.
Просто объект для удовлетворения его члена. И не больше.
И горько так от этого. Обман со свиданием был лучше. Заставил отогнать тяжелые мысли. Но сейчас…
Даже после того, как сказал, что не тронет, - все равно сжимаюсь.